… А они сидят, и лики их печальны, крылья опущены, пальцы едва касаются струн арф. Они тонки, полуулыбчивы, и цвет их кожи… белый? Нет, какой-то полупрозрачный.

Петр размеренно и величаво шагает по светлому проходу, и все оборачивают головы на высоких шеях, Петр высок, внимателен, строг и бессмертен. Петр идет между ангелов-хранителей, между крылатых и божественных созданий, что присматривают за родом людским, сидя здесь, на бесчисленных ложах из дорогущего мрамора, внимательно вглядываясь в линии судьбы своих подопечных. Мерцающие слабые огоньки таких близких здесь, на небесах, звезд играют на полированном камне, и делают это уже которую тысячу лет.

Они смотрят. Влядываются огромными прекрасными глазами, поводят плечами… нельзя упустить жизнь того, кому повезло иметь ангела-хранителя. Нужно смотреть.

— Эти где? — гремит вдруг под высоченными потолками голос Петра, и фрески, кажется, движутся от мощи этого святого тембра.

— Где-где… — роняет развалившийся на ложе рядом ангел, — Как всегда…

— Чер… О Боже, — и Петр с неприличной для апостола скоростью устремляется к далекому огромному выходу.

— Вы что здесь делаете? Почему не на рабочем месте? Почему без арфы? Почему не присматриваете? — голос уже срывается на визг, ну как с ними, ну неуправляемые же совсем, ну все ангелы как ангелы, а эти…

— Все нормально, тарщ полковник. Нам тут нормально видно. Вон, Юра в тепляк зырит, — и с той стороны сбитой из обломков арф скамейки машет рукой и лыбится в темноте молодой пацан, иногда странно дергая головой.

— Так. Вернуться на место. Сосредоточиться. Остальные…

— Остальные нам похую, тарщ полковник, — и худой чернявый дядька с майорским погоном на грязной мтпшке неторопливо поднимается, — Там по одному смотрильцу на человека, а мы тут за сорок тыщ отвечаем.

— Сорок три шестьсот семь, — подсказывает Юра и снова улыбается. Остальные, группка разных людей в одинаково ношенной форме, сидят, курят и лениво смотрят на Петра. Дым ротманс-дэми потихоньку обволакивает вселенную.

Впервые за две с лишним тысячи лет Петру становится неуютно. Что-то вот не так. Не получается этих заставить работать так, как всех. Не хотят. По своему делают.

— … Так шо мы тут пока, на курилке посидим. Какая разница, откуда смотреть, — и мужик так же неторопливо разворачивается и садится на самодельную лавку. Кто-то кидает бычок в непонятно откуда взявшееся в раю ведро, Юра, не отвлекаясь от наблюдения, вытаскивает из набедренного кармана яркий пакет с семечками, — Короче. Вышли мы в Краме в магаз, взяли четыре блока ротманса и бутылок… ну я хер его знает — скока той воды. Главное, думали — отэто мы умные. Хуй там, через семь километов всю воду в Зила вылили, закипел, собака такая…

Апостол идет по небесам, по плацу, ну или как тут у них это называется, и несуществующмй божественный ветер треплет полы его одеяний.

За углом, на курилке, здоровый высокий прапор во флектарне смотри на часы, встает и подходит к молодому с тепляком.

— Вже чотири, все, давай. Вода є? А, бачу. Все, давай, отдихай. Малого пхнеш, шоб опять наряд не проїбав.

— Ага. Все, пошел, — Юра отходит, и видно, как из небольшого отверстия под подбородком сочится кровь. Стекает на шею, и Юра постоянно пытается нервными пальцами стереть медленный ручеек. Давно уже, года три как пытается. Дергает головой. Крови немного, гораздо меньше, чем на спине прапора, изорванной осколками стодвадцатки.

— Дядь Жень… — останавливается Юра.

— А.

— За моими присмотрите?

— Сто двадцять восьма? Первый бат?

— Ага.

— Ладно. Де стоять? А ладно, йди вже, я по планшету подивлюсь.

— Дяка, — и Юра зачем-то пожимает плечами, дергает головой и уходит в сторону курилки.

— За моїми… Та вони всі наші. Ото зара як Малий опоздає мене смєніть — буде усім пиздець і свічечка точка гіф, — отворачивается прапор и подносит к глазам тепляк, — Янголи ми, мля, охоронці…

Мартин БРЕСТ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *